«Линкольн» для адвоката - Страница 18

Я из адвокатской семьи. Этому делу посвятили себя мой отец, мой сводный брат, племянница и племянник. Отец стал знаменитым адвокатом во времена, когда еще не существовало кабельного телевидения и канала «Суд-ТВ». В течение почти трех десятилетий он оставался старейшиной уголовного права в Лос-Анджелесе. От Микки Коэна до мэнсоновских девочек его клиенты всегда фигурировали в броских заголовках газет. Я оказался всего лишь запоздалым дополнением его жизни – неожиданный плод второго брака с второсортной киноактрисой, знаменитой своей экзотической латинской наружностью, но не талантом. Это смешение дало мне чернявую ирландскую внешность. Когда я появился, мой отец был уже стар, поэтому отошел в мир иной прежде, чем я достаточно повзрослел, чтобы по-настоящему его узнать или беседовать с ним о юридическом призвании. Он оставил мне только имя: Микки Холлер, легенда юриспруденции. Это имя и по сей день открывало многие двери.

Но мой старший брат – сводный брат от первого отцовского брака – рассказал, что отец беседовал с ним об адвокатской профессии и о судебной защите. Он говорил, что стал бы защищать и самого дьявола, коль скоро тот в состоянии заплатить гонорар. Единственное выдающееся дело, от которого он отказался за всю свою карьеру, было дело Сирхана Сирхана. Отец сказал моему брату, что слишком любил Бобби Кеннеди, чтобы защищать его убийцу, – несмотря на приверженность принципу, что обвиняемый заслуживает самой лучшей и самой энергичной защиты, какую только можно представить.

Когда подрос, я прочел все книги об отце и о судебных делах с его участием. Я восхищался тем искусством, энергией и теми стратегиями, которые он выносил на процессы. Он был чертовски хорош в своем деле, и я горжусь тем, что ношу его имя. Но закон с тех пор стал иным. Серым и бесцветным. Идеалы давно свелись к понятиям и носили скорее факультативный характер.

Зазвонил мой сотовый, и я взглянул на дисплей, прежде чем ответить.

– Что случилось, Вэл?

– Началось! Его уже успели отвезти обратно в тюрьму, но мы только что запустили процедуру освобождения.

– Доббс внес залог?

– Ты правильно понял!

Его распирало от восторга.

– Не впадай в эйфорию. Ты уверен, что он не сбежит?

– Я никогда в этом не уверен. Заставлю его носить браслет. Если он уйдет, я остаюсь без дома.

Я сообразил: то, что я принял за воодушевление от внезапной удачи – в виде залога в миллион долларов, – оказалось на самом деле нервным возбуждением. Пока вся эта история не завершится – так или иначе, – Валенсуэла будет натянут как струна. Хотя суд этого и не предписал, он намеревался надеть Руле на лодыжку специальный браслет с электронным отслеживающим устройством. Он не собирался рисковать с этим парнем.

– Где Доббс?

– Дожидается у меня в офисе. Я привезу туда Руле, как только его отпустят. Уже недолго осталось.

– Мейзи на месте?

– Да.

– О'кей, я ей позвоню.

Я отключился и набрал цифру для быстрого соединения с фирмой «Освобождение на поруки под залог». Секретарь и помощница Валенсуэлы сняла трубку.

– Мейзи, это Мик. Можешь позвать к телефону мистера Доббса?

– Конечно, Мик.

Через несколько секунд Доббс взял трубку. Он казался чем-то смущенным и обеспокоенным. Об этом можно было судить по его тону.

– Сесил Доббс слушает.

– Это Микки Холлер. Как идут дела?

– Знаете, если вы думаете, что я должен пренебрегать своими обязанностями по отношению к другим клиентам, сидя здесь и читая ваши журналы годичной давности, то это не так.

– Разве у вас нет мобильного телефона для работы?

– Да. Но с моими клиентами нужно общаться лично.

– Понимаю. Что ж, хорошая новость: как я слышал, нашего мальчика вот-вот освободят.

– Нашего мальчика?

– Я имею в виду мистера Руле. Валенсуэла должен управиться в течение часа. Сейчас у меня встреча с другим клиентом, но, как я уже сказал, во второй половине дня освобожусь. Вы хотите участвовать в разговоре с нашим общим клиентом или предпочитаете, чтобы с этого момента я взял дело на себя?

– Нет, миссис Виндзор настаивала, чтобы я сам тщательно следил за ходом дела. Вообще-то она может тоже принять участие в обсуждении.

– Я не против того, чтобы встретиться с миссис Виндзор и засвидетельствовать ей свое почтение, но когда обсуждается дело, здесь должна присутствовать только группа защиты, в которую может входить семейный поверенный, но не мать. О'кей?

– Понимаю. Скажем, в четыре часа у меня в конторе. Льюис приедет туда.

– Я буду там.

– На мою фирму работает сыщик. Я попрошу его тоже присутствовать.

– В этом нет необходимости, Сесил. У меня есть мой собственный, и он уже приступил к работе. Встречаемся в четыре.

Я выключил телефон прежде, чем Доббс успел начать прения на тему, чьего сыщика использовать. Мне нужно было внимательно следить, чтобы Доббс не взялся заправлять расследованием и определять стратегию ведения дела. Наблюдение – это одно. Но сейчас я являлся адвокатом Льюиса Руле, а не он.

Когда затем я позвонил Анхелю Левину, тот сказал, что находится на пути в полицейское отделение Ван-Нуйса, чтобы забрать оттуда копию отчета об аресте.

– И только-то? – спросил я.

– Ирония твоя неуместна. В каком-то смысле мне потребовалось двадцать лет, чтобы добыть этот отчет.

Я понял. Связи Левина, сложившиеся на протяжении долгих лет полицейской службы и теперь задействованные на рынке взаимных услуг и доверия, не подвели и на сей раз. Неудивительно, что он брал за свою работу до пяти сотен в день. Я сообщил ему о встрече в четыре, и он сказал, что приедет и представит нам мнение правоохранительных органов о данном деле.